Л.Д.Зимонт (1909-1986). Мемуары. Гл.23. Еще немного о школьных годах

Опубликовано на сайте 6 февраля 2007 г.
Перепечатка запрещена.
Подготовлена к печати Е.Л.Лучинской (Зимонт).

Любимыми моими предметами в школе были география и биология. Однажды на кружке я делал доклад "Строительство Панамского канала". Это было мое первое публичное выступление. Прошло оно плохо: я боялся взглянуть на аудиторию, а во рту была "каша". Но зато я запомнил на всю жизнь названия всех шлюзов канала: Гатунские, Педро-Мигель (или Мигуель) и Мирафлорес. Помню и всю историю строительства этого грандиознейшего для своего времени инженерного сооружения. Интересно, что впоследствии я стал гидротехником и сам принимал участие в строительстве каналов и других гидротехнических сооружений. В то время у меня и мысли такой не было.

Самым большим моим увлечением были школьный сад и оранжерея. Я пропадал в нем весной и осенью, а, частично, и летом, участвуя в посевах опытных делянок, уходе за ними и охране сада, что тогда было особенно важно. Это увлечение, вероятно, тоже способствовало прохладному отношению к школьным занятиям - некогда было. Маруся Кессених по этому поводу даже стихотворение сочинила. Вот его начало:

"Биолог будешь ты великий,
не сомневаюсь в этом я.."

Дальше забыл...Не состоялось. Биолог не получился. И, может быть, зря. А, вероятно, еще более «зря», что не получился историк, о чем я подумывал еще в школе. Впрочем, учитывая обстановку, как минимум, двух следующих десятилетий, может быть, и не зря.

В 1924 году я с двумя другими школьниками не из нашего класса ездил в Батум. Поездку организовал наш преподаватель математики Борис Павлович Винокуров. Вооружившись палаткой, которую мы испытывали на водонепроницаемость в школьном саду, рюкзаками и кавказскими бурками вместо одеял, мы отбыли из Ростова на пароходе "Феодосия" в Керчь, где должны были пересесть на пароход так называемой Крым-Кавказской линии. В Керчи жили два дня, ожидая парохода. Ночевали под открытым небом на том самом пирсе, у которого за 6 лет до этого стоял "Пенай", доставивший нас в Таганрог. Питались барабулькой (султанкой), шашлыками, которые жарились на специальных жаровнях на базаре, и, конечно, помидорами, яблоками, абрикосами, сливами и другими дарами южной земли. На пирсе был устроен маленький красный уголок для моряков и грузчиков. В нем я нашел несколько номеров журнала "Торговый флот" за 1923 - 24 гг. Оторваться я от них не мог. Надо сказать, что издавался он очень хорошо и давал исчерпывающую информацию о торговом мореходстве во всем мире. Был в нем и неплохой отдел морского спорта. Вернувшись домой, я выписал этот журнал. Его комплект за 1924 год до сих пор хранится у меня, напоминая о былых увлечениях и мечтах. Много раз мои домочадцы собирались его выбросить, но я стоял "насмерть".

Наконец, из Одессы пришел пароход "Пестель". Это был очень старый пароход с так называемым клиперштевнем - изогнутым, как у старых парусных кораблей, носом и бушпритом. Мы опять расположились на палубе, дышали влажным морским воздухом и любовались медленно плывущим мимо нас великолепным кавказским берегом. Шли до Батума долго, заходя во все порты и остановочные пункты. Портов было мало. Если мне не изменяет память - три: Новороссийск, Туапсе, Поти. В других местах (Анапа, Сочи, Гагры, Гудаута, Сухум) останавливались на рейде. К пароходу подплывали на веслах неуклюжие фелюги(1), и начиналась шумная погрузка и выгрузка пассажиров и грузов.

В Поти стояли почему-то долго. Я успел, не торопясь, осмотреть весь порт, стоящие в нем суда и пройтись по ближайшим, очень неказистым узким улочкам. До центра города я не добрался (боялся опоздать), но зато видел настоящую конку, вероятно, последнюю конку в нашей стране, а, может быть, и во всем мире. Маленький открытый вагончик с 16-ю сидячими местами (4 поперечных скамейки по 4 места на каждой). В вагончик запряжена одна лошадь, которой управлял возчик-кондуктор, стоящий на крошечной передней площадке. На том участке, где я видел конку, она двигалась шагом. Пассажиры переговаривались с сидящими у домов людьми. Кто-то, не торопясь, шел рядом с вагончиком, мирно беседуя с одним из пассажиров.

В Батуме мы жили с неделю. Побывали в Чакве, в знаменитом ботаническое саду и других окрестностях. В Чакве мы видели знаменитого Ивана Ивановича (через много лет уже после войны о нем писали в "Огоньке"). Он показывал кому-то чайную фабрику, и я слышал, как он говорил, что у него умерла жена и что на днях он с дочкой возвращается на родину после многих лет работы в Чакве. Иван Иванович был китайцем. Настоящего его имени я не помню, а многие, вероятно, никогда и не знали. В молодости он приехал в Чакву, бывшую тогда Императорским имением, организовал первые у нас чайные плантации и много лет руководил этим хозяйством. Встречался с Иваном Ивановичем мой дядюшка Лев Осипович, когда он, служа в Тифлисском интендантстве во время войны 1914 - 17 г.г., приезжал несколько раз в Чакву в связи с поставками чая армии.

Жили мы у приятеля Бориса Павловича, Сергея Ивановича Кащенко, на застекленной веранде, выходящий в тихий зеленый дворик. С нами на веранде жил великолепный охотничий пес Ункас, с которым мы все сразу подружились. Сергею Ивановичу было за 50. Охоту он бросил (сердце), но о былых походах рассказывать любил и делал это мастерски. Сядет вечерком на старенькое кресло на веранде и начнет добродушно, чуть-чуть с лукавинкой, улыбаясь, свои бесконечные рассказы о былых охотничьих приключениях: как он в молодости охотился на барса, как много фазанов на берегах Чероха, как Ункас не любил, когда хозяин "мазал", и после второго промаха подряд, не поддаваясь ни на какие уговоры, убегал домой...

Снова я бродил по широкому Приморскому бульвару, любуясь цветами, пальмами и бескрайними морскими просторами.

Возвращались в Ростов мы тем же путем. На этот раз мы плыли на таком же старом, как "Пестель", пароходе "Игнатий Сергеев", а по Азовскому морю на, вероятно, последнем морском колеснике "Феликсе Дзержинском" (бывший "Граф Тотлебен"), на котором я через три года проходил практику, будучи курсантом радио-курсов при Ленинградском морском техникуме.

Из школьных преподавателей я лучше всего запомнил немку Клару Ивановну, учителя биологии (имени не помню), заведующего школой бывшего директора училища Авраамия Максимовича Базия, в похоронах которого, как и еще совсем молодого учителя биологии, мне пришлось принимать участие. Хорошо я запомнил нашего завуча, преподавателя химии, бывшего инспектора училища, которого мы звали Тараканом. Он был небольшого роста и обладал длинными седыми усами, торчащими в стороны, и маленькой бородкой клинышком. Его все ужасно боялись. Но однажды, встретив его в школьном саду, и отвечая на какие-то его вопросы по садовым делам, я пришел к выводу, что он совсем не был таким злым, каким нам казался. Хуже я помню учителя русского языка. Он любил выпить и не пользовался у нас никаким авторитетом. Иронически воспринимали мы и учителя географии, получившего кличку Козел, по-видимому, за выхоленную козлиную бородку. Остальных педагогов помню совсем плохо.
-----------------------------------------------------
1) фелюга - небольшое беспалубное судно на южных морях